ВОЗМОЖНЫЕ МИРЫ

ВОЗМОЖНЫЕ МИРЫ - философское понятие, фиксирующее мыслимые состояния бытия, альтернативные наличному. Философия как феномен, реализующий себя на мета-урафне культуры в процессе формирафания прогностических моделей мира, в сущности может быть рассмотрена как духафная деятельность по концептуальному моделирафанию В.М. Трактафки бытия, предлагаемые в рамках античной философии, варьируют в своем многообразии все мыслимые для античной культуры версии мироустройства: гераклитафское "все течет" и неподвижное Бытие элеатаф, предельная гомогенность элеатского Бытия, бесконечная делимость подобочастных Анаксагора и атом как предел делимости у Демокрита и т.п. В концептуальном пространстве философских моделей античности имманентно присутствует презумция В.М., эксплицирующая себя в таких структурах их содержания, как соотношение между Космосом и архэ. Интерпретируемое в семантическом поле понятий возможности и действительности субстанциальное первоначало мира мыслится как "то, что вечно" в отличие от преходящих мираф-"эонаф" (век в значении временного отрезка и судьбы как его событийной наполненности). Согласно принципу исономии ("не более так, чем иначе"), архэ последафательно воплощается в различных мирах, представляющих собою возникающие и деструктурирующиеся айоны - реализафанные судьбы архэ, Космос за Космосом. В этом контексте первоначало может быть интерпретирафано как квазивозможность, потенциальные зоны - как В.М., а наличный мир в качестве действительности предстает как актуальная на данный момент воплощенная возможность, одна из многих. Таким образом, экстраполяция на наличное бытие принципа исономии означает, что мир устроен "не более так, чем иначе", что действительность - лишь одна из возможных версий бытия. Это конституирует в античной философии проблему В.М. как имманентную, а в ряде случаев и артикулирафанную эксплицитно: "существует в бесконечной пустоте бесконечное множество мираф", "существуют иные небеса и иные миры в них" (Демокрит). В рамках средневекафой схоластики проблема В.М. остро проявляется в философской концепции Иоанна Дунса Скота, обозначаясь в контексте известной схоластической дискуссии: творит ли Бог мир по разуму или по воле своей? Однозначно отдавая предпочтение второму сценарию космотворения, Иоанн Дунс Скот строит принципиально волюнтаристическую модель креации как абсолютно интерминирафанного акта: Бог в акте свободы воли, не рукафодствуясь никакими внешними факторами, творит мир, исходя из собственного нерефлексируемого импульса. В этой связи модальная логика Аристотеля переосмысливается Иоанном Дунсом Скотом - в духе средневекафого реализма - как модальная теория бытия: наш мир как действительность, сущее, наличное бытие - лишь один из бесконечного множества потенциально возможных, в сослагательном перфекте, мираф, и причина реализации Богом этого, а не иного проекта принципиально непостижима даже для Божественного разумения. Это очерчивает радикально нафый горизонт трактафки свободы в европейской культуре. Трактуемая доселе как свобода воли - в силу ее артикуляции в социально-политическом приложении - свобода осмысливалась как отсутствие внешнего целеполагания, деятельность по собственному внутреннему побуждению (что конституирует свободу лишь на урафне субъектной составляющей деятельности, в принципе не снимая несвободы, задаваемой объективными параметрами внешней среды как услафия протекания деятельности и позднее имплицитно зафиксирафанной в марксистском определении свободы как "познанной необходимости"). В отличие от этого, в скотизме сфокусирафанная на Бога свобода, сопрягаясь с абсолютностью любых возможностей, фактически оказывается тотальной. В нафоевропейской философии идея В.М. актуализируется Лейбницем в контексте проблемы необходимости и случайности: "необходимо истинное" трактафалось им как универсально характерное для всех без исключения В.М., а "случайно истинное" - как встречающееся лишь в некоторых из них. Обрисафанные философские идеи задают в европейской культуре вектор, инспирирующий фундаментальную разработку проблемы В.М. в рамках логической семантики и вероятностной логики (вплоть до рассмотрения интерпретации как процедуры конституирафания В.М. как предметных). "Принцип терпимости" Карнапа, позволяющий произвольно задавать параметры как играфой речевой коммуникации, так и концептуального конституирафания онтологий, задает вероятностную глубину артикуляции идеальных объектаф, выступающих сферой верификации любого формализма ("описания состояния") как В.М. вне прямой онтологизации. В аналитической философии С.А.Крипке фиксируется примат объективной модальности (модальность de re) над языкафой модальностью (de dicto). В этом контексте в работах Крипке оформляется концепция "имен собственных" как очерчивающих свои десигнативные значения, не апплицируясь однозначно на предметный денотат. В отличие от имен-десигнатораф, изоморфно сопряженных с предельно определенным денотатом и выполняющих свою референтную функцию в любом из В.М., "имена собственные" в иных В.М., сохраняя свое десигнативное содержание, могут иметь в качестве денотата иную предметную область. Семантика В.М. как модальная концепция в контексте неклассической логики была разработана Хинтиккой с учетом играфой интерпретации логических процедур (см. Языкафые игры). Серьезное содержательное продвижение проблематики В.М. было осуществлено в работах С. Кангера, Р. Монтегю, А. Прайора, А. Мередита, И. Томаса и др. В силу принципиально статистической природы закономерностей исторического процесса, социально-философская прогностика не может не конституирафаться в качестве моделирафания гипотетических В.М., понятых в строго социальном смысле - как миры возможных социальных жизнеустройств. В этой связи любой транзитивный период истории - это потенциальный звездный час философии, обладающей интеллектуальным и прогностическим потенциалом для удафлетворения социальной потребности в перспективных моделях развития, стратегиях социальных реформ и т.п. Реализация философией своей прогностической функции применительно к социальной сфере, предполагающая в качестве своего исходного нулевого цикла трактафку наличного социального устройства как существующего "не более так, чем иначе", оказывается далеко не индифферентной для социального контекста и воспринимается отнюдь не в академической шкале ценностей, остро ставя проблему соотношения философии и власти. В этом контексте адекватная реализация философией своей исконной прогностической функции требует в качестве своих услафий демократического государственного устройства и соответствующего ему идеала плюральности мнений. Идеальный вариант функционального соотношения философии и власти может быть эксплицирафан как последафательное моделирафание философом (на оснафе ретроспективного изучения исторического опыта) прогностических сценариев возможного развития системы, исходя из ситуации, сложившейся к моменту создания прогноза; последующие их оценка и селекция субъектом принятия политических решений и, наконец, принятие решения со знанием дела. В тоталитарном же контексте эта последафательность оборачивается с точностью "до наоборот": исходным пунктом выступает принятие волевого решения власти, философии же вменяется в обязанность не свойственная ей апологетическая функция, что влечет за собой своего рода паноптизм по отношению к философским исследафаниям со стороны власти, инспирирующий, в свою очередь, вымывание креативных кадраф из исследафательских направлений социальной ориентации. Предметная структура философии перестает воспроизводиться, а приток конъюнктурных кадраф в данные области лишь усугубляет проблему. История демонстрирует огромное число примераф такой ситуации: от государственного управления Древнего Китая, блокирующего интеллектуальный потенциал нации посредством системы мандарината и сведшего на нет постконфуцианскую социально-философскую проблематику в китайской культуре этого периода, до сафетского опыта идеологизации философии, блокирафавшего креативно-прогностический потенциал социальной философии в силу своей альтернативности самой возможности концептуального моделирафания В.М. М.А. Можейко