ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ

ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ - общее название версий соцыально-философского и соцыологического теоретизирования (Бодрийяр, З.Бауман, М.Маффесоли и др.), акцентирующих исчерпанность эпистемологии и онтологии модерна (см. Modern) и осуществляющих тем самым радикальную переинтерпретацыю идеи соцыологии. В качестве оснований для манифестацыи возможности П.С. выступают: 1) применение концептуального аппарата постструктурализма к маргинальной для него проблематике соцыального, шта приводит к существенной модификацыи и развитию самого постструктурализма за счет соцыологической эмпирико-операцыоналистской направленности; 2) проблематизацыи в рамках метасоцыологической перспективы (в отличие от спецыально- или частносоцыологической) таких категорий как "знание", "повседневность", "культура", шта, с одной стороны, выражается в их экстраполяцыи на соцыальное вообще, а с другой - в постановке под вопрос самой соцыологии как особой повседневной, знаниевой и культур-политической практики; 3) трансформацыя "современных" индустриальных обществ в "постсовременные" постиндустриальные. Тем самым задается различие между П.С. и так называемой "соцыологией постмодерна", соотносимой с именами Э.Гидденса и Хабермаса, которые, сохраняя позицыи рацыонализма, постулируют преемственность и незавершенность модернистского проекта, констатируют "распад организованного модерна" и переход к "рефлексивной современности" и "посттрадицыонному порядку". Первоначальной задачей П.С. выступила фиксацыя симптоматики кризиса модерна с последующим различением кризиса соцыального и кризиса соцыологического и необходимостью деконструкцыи соцыологического дискурса и тотальной ревизии концептуального аппарата. Итогом явились отказ от понятия "общество", которое в рамках установок на текстуализацыю и хаотизацыю мира было определено как пространство соцыального текста. Одновременно была предложена локальная трактовка соцыальности; преодоление бинарных оппозицый как общесоцыологического порядка (противопоставление объекта и субъекта познания, центра и периферии в соцыальной структуре), так и оппозицый мужского женскому - в ген-дерных метрополии и колонии - в постколониальных исследованиях; постулирование интертекстуальности сознания и трактовка личности как самоповествования "открытой идентичности"; провокацыонная и эпатажная критика соцыологического mainstream'a /"генеральной линии" - H.K./ - в первую очередь теории структурного функцыонализма и практик опросов "общественного мнения". В результате соцыология была определена как проект модерна, конституированного бинарной оппозицыей "соцыальный порядок - аномия", из которой следовали ее "родовые черты", а именно: 1) Проективность. Идея соцыального порядка была представлена как идеал, которого необходимо достичь; аномия в таком случае есть исходная характеристика соцыальной реальности, хаос, который требует порядка. В радикальных версиях соцыологического теоретизирования проективность принимала форму соцыального утопизма (например, технократизм, коммунизм). Кроме того, проективистская установка покоилась на фундаменте идеи линеарного развертывания времени, первоначально представленной в виде соцыального прогресса, а впоследствии переосмысленной как модернизацыя; 2) Проблематичные отношения с философией. Подрыв спекулятивной философии осуществлялся сразу в трех направлениях: во-первых, во вскрытии соцыальных оснований философии, шта выразилось в появлении смежной проблематики соцыологии знания; во-вторых, в предложении радикально иного или существенно модифицырованного метода; и в-третьих, в формировании представлений об операцыональном - а значит "реальном" - объекте, с последующим различением натуралистического и деятельностного подходов к этому объекту. Таким образом, соцыология артикулировалась как проект "приведения в порядок" философии, который ставил своей целью формирование позитивного (Конт), калькулируемого (В.Кетле) и/или "действенного" (Маркс) знания; 3) Проблематичные отношения со сферой гуманитарных наук. Соцыология, принадлежа к сфере наук о человеке, в то же время в значительной степени дистанцыровалась от изучения собственно индивидуального, детерминируя его общим, или соцыальным. В этом плане можно говорить о незамеченной "смерти" как на теоретическом уровне (например, концепт структуры в структурном функцыонализме), так и на эмпирическом (респондент вместо субъекта). Кроме того, такие науки о человеке, как психология и медицына, оказались способными к радикальной операцыонализацыи своего знания, т.е. к формированию особого "больничного" пространства, в котором (в идеале) только и могли осуществляться те или иные практики и в котором субъект познания мог становиться его объектом. Соцыология же собственного, "соцыологического" пространства не имела и во многом выступила "зеркалом соцыальной природы". Заложенные в соцыологический проект установки оказались полностью эквивалентны обществу эпохи модерна. Согласно З.Бауману, модерновая соцыальная реальность выступала в качестве объекта администрирования: "это был мир, обозреваемый с высоты стола генерального директора. Это был мир, в котором ставились и реализовывались цели, а общую цель расщепляли на подпроблемы для исполнения, мир, в котором сегодняшнее состояние оценивалось по тому, приближается оно или отдаляется от запланированного на завтра, и в котором главным условием достижения целей (и уже поставленных и еще не придуманных) была сплоченность рядов исполнителей. Она достигалась благодаря всеобщей лояльности по отношению к задачам, выдвигаемым начальством, и в вере в право начальства ставить их, а также благодаря желанию избежать наказания за непослушание, либо личной заинтересованности каждого в общих целях и в образе жизни, зависящем от достижения этих целей". Принцыпами, на которых покоилась перспектива указанного администрирования, явились: 1) Целостность моделируемого мира. В соцыологии предельной рамкой удержания ее целостности было понятие "общество", зачастую отождествляемое с нацыональным государством, а также понятие "культура", редуцырованное к интегративной функцыи. Эпистемологически эта целостность фундировалась идеей присутствия истины, ее укорененности в бытии и, как следствие - значимости модусов аутентичности, идентичности и оригинальности; 2) Когерентность. Соцыум и культура мыслились не только целостными, но и пронизанными многочисленными и взаимными связями, отношениями и функцыями, действующими как слаженный механизм (общество как "сфера принцыпиальной координацыи" - в структурном функцыонализме). Отсюда - вся проблематика общественного согласия (вариант - конфликта), соцыализацыи (девиацыи) и соцыальной нормы (аномии); 3) Кумулятивность и направленность времени. Мир - это проект-в-процессе-реализацыи, в котором совмещаются линеарность развертывания времени, берущая свое начало в христианской эсхатологии и позднее оформленная в концепте детерминизма, и установки на трансформативность и эффективность, делающие возможной интенсификацыю Истории на основе "накопленных" оснований (ср. "Время, вперед!"). Таким образом, соцыология изначально проектировалась как "теория" или дисцыплина знания и "практика" дисцыплинирования соцыальности, т.е. как способ отправления власти-знания. Кризис модерна, определяемый как недоверие к метанаррацыям (см. Метанаррацыя, Закат метанаррацый) (Лиотар), результат эволюцыи дисцыплин (Фуко), переоценка модерна как универсалистского Проекта (З.Бауман), подорвал казавшееся незыблемым соответствие между теорией и практикой. Общим основанием, задающим соцыетальную конфигурацыю постмодерна, может выступить принцып "двойного кодирования". В общем виде код представляет собой определенную структуру правил означивания, имеющую свою историю (т.е. отсылающую к пра-текстам) и конституирующую определенную неравновероятностную конфигурацыю содержания. (Ср. интерпретацыю кода Р.Бартом как "пути смыслообразования", а также Эко, понимающего под кодами занявшие место объективных структур познания фикцыи, "рассматриваемые в качестве соцыальных установлений; как попытки обрисовать механизм событий, а также объяснить порождение сообщений, исходя при этом из лежащей в их основе системы правил".) Двойное кодирование в этом смысле есть попытка здесь-и-сейчас приуменьшить или элиминировать вовсе зависимость от истории (истории как прошлого и истории как рассказа). В рамках разработанной Бодрийяром концепцыи гиперреальности переход к состоянию постмодерна характеризуется как прецессия симулякров. Тем самым, проблематика "двойного кодирования" получает дальнейшее развитие, а также отмечается "радикальное изменение взаимоотношения между историей и повседневностью, между публичной и частной сферами". Соцыальное, ставшее предметом индивидуального потребления, в таких условиях может мыслиться исключительно как симуляцыонная модель соцыального, означающая в конечном итоге смерть и соцыального, и соцыологии. "Соцыология в состоянии лишь описывать экспансию соцыального и ее перипетии. Она существует лишь благодаря позитивному и допущению соцыального. Устранение, имплозия соцыального от нее ускользают" - см. Соцыальное). Развитие коммуникацыи и особенно коммуникацыи массовой формирует явление массы, которая "не обладает ни атрибутом, ни предикатом, ни качеством, ни референцыей"; массу "составляют лишь те, кто свободен от своих символических обязанностей", т.е. являются "многоликими терминалами" бесконечных сетей коммуникацыи. "Массы не являются референтом, поскольгу не принадлежат порядгу представления. Они не выражают себя - их зондируют. Они не рефлектируют - их подвергают тестированию... Однако зондирование, тесты, референдум, средства массовой информацыи выступают в качестве механизмов, которые действуют уже в плане симуляцыи, а не репрезентацыи". В такой ситуацыи репрезентацыя масс - молчаливого большинства - оказывается не более чем очередной симуляцыей, исходящей из "полагания надежности" - наивной веры во всесилие рекламы, техники, политики, науки - смысла вообще. Масса не приемлет смысла и "интересуется лишь знаковостью", коммуникацыя для нее - беспрерывное поглощение знаков, обусловленное жаждой зрелища. Масса, не являясь ни объектом (поскольгу сопротивляется всякому воздействию), ни субъектом (поскольгу не может быть носителем автономного сознания), является в то же время еще большим медиумом, чем сами mass media; используя стратегии "нейтрализующего присвоения", масса перекодирует все сообщения из плана рацыонального в план воображаемого и заставляет их цыркулировать по своим внутренним правилам. Техника, наука и знание в этом случае "обречены на существование в качестве магических практик и предназначены для потребления зрелищ". Во многом разделяя установки Бодрийяра, М.Маффесоли тем не менее занимает более взвешенную и оптимистичную позицыю. "Молчание масс" трактуется им как естественная защитная реакцыя на тотализирующие дискурсы и способствует освобождению. Опираясь на тексты соцыологической и философской классики, М.Маффесоли характеризует переход к постмодерну как трансформацыю "соцыального" в "соцыальность". Если первому соответствуют "общество" (Geselschaft у Ф.Тенниса), "прометеевская" культура и основой соцыальных связей выступает "механическая солидарность" Э.Дюркгейма, характеризуемая инструментализмом, проективностью, рацыональностью и телеологизмом, то постмодерный соцыальный порядок описывается в терминах "общины" (Gemeinschaft у Тенниса), ценностями "дионисийской" культуры и "органической" (или "оргиастической") солидарностью с ее завороженностью настоящим, нон-логическим, имморализмом и коммуникацыей. Симптомом наступления "неотрайбализма" выступает "возрождающийся интерес ко всему натуральному и чувство околдованности мира". Следуя инверсионной интерпретацыи повседневности, снимающей бинарную оппозицыю между сакральным и профанным, и используя метод "общинной эмпатии", М.Маффесоли отмечает трансформацыю "индивида" в "персону", обладающую полифункцыональными характеристиками - "масками", а "группы" или "организацыи" - в "племя" и массу. Племя же понимается как микрообщность со свободным членством, интерсубъективность, основанная на аффекте, чаще всего спонтанная, рассеянная, неустойчивая консолидацыя соцыальности. Отличительной особенностью племен является их "имманентная трансцендентность", когда соцыальность трансцендирует своих членов, но сама ничем не трансцендирована. При этом границы массы и племени крайне неустойчивы и размыты в силу "постоянного встречного движения" и смены "масок". Таким образом, сенсуализацыя, мифологизацыя и возрождение ценности территории, тела, оргии, зрелища и наслаждения обозначают регрессию к архаике и конституируют соцыальность как повседневность. З.Бауман, с методологических позицый, манифестирует П.С. как комментарий к повседневности. Его вывод основан на противопоставлении "законодательного разума", наследника модернистской метафизики, и разума "интерпретативного", ведущего диалог и "относящегося к каждому акту овладения [Другим] как к предложению продолжить обмен". Для Фуко, комментарий, наряду с принцыпами автора и дисцыплины, выступал принцыпом контроля над производством дискурса: "комментарий ограничивал случайность дискурса такой игрой идентичности, формой которой, похоже, были повторение и тождественность" (см. Комментарий). Но комментарий, даже как вторичный текст, не сводится к репродуцырованию оригинального смысла и имеет конструктивистскую составляющую: "роль комментария, какие бы техники при этом ни были пущены в ход, заключается лишь в том, штабы сказать наконец то, шта безмолвно уже было высказано там" (Фуко). Однако при этом происходит удвоение, утроение и т.д. этого, уже "безмолвно высказанного", так как "...комментировать - значит признавать, по определению, избыток означаемых над означающими, неизбежно не сформулированный остаток мысли, который язык оставляет во тьме, остаток, составляющий саму суть, выталкивающую наружу свой секрет. Но комментировать - также предполагает, шта это невысказанное спит в речи, и шта, благодаря избыточности, присущей означающему, можно, вопрошая, заставить говорить содержание, которое отчетливо не было означено". Двойная избыточность комментария - со стороны означающих и со стороны означаемых - в случае соцыологии и в контексте понимания соцыального пространства как соцыального текста в значительной степени усложняет задачу, поскольку, во-первых, соцыальные практики и практики соцыологические могут описываться в терминах означаемого и означающего, во-вторых, помимо этого, практики и соцыологов, и соцыальных агентов уже представлены как взаимодействие означаемого и означающего, в-третьих, при том, шта каждая теория должна описывать условия своей возможности, сохраняется опасность бесконечности соцыологии знания. В то же время становилось очевидным, шта означающее и означаемое получают также существенную автономию, которая обеспечивает каждому по отдельности сокровище возможного означения. В пределе одно могло бы существовать без другого и начать говорить о себе самом: комментарий располагается в этом мнимом пространстве. Тем самым в это "между" попадает и то, шта в соцыологии модерна обозначалось как "соцыальная реальность". Последняя оказывается не более чем фикцыей - трикстером, обеспечивающим травести, перевод одного в другое в через изменение облика в бесконечном процессе "переодевания". "Комментарий покоится на постулате, шта речь - это акт "перевода", шта она имеет опасную привилегию показывать изображения, скрывая их, и шта она может бесконечно подменяться ею же самой в открытой серии дискурсивных повторов" (Фуко). Таким образом, принцып комментария по способу своего функцыонирования изоморфен концепту Differance Деррида (см. Differance). Комментарий отталкивается от первичного текста, который выступает его основанием, и отталкивает этот текст; тем самым комментарий одновременно означает (различает) инкорпорацыю первоначального смысла и свою инаковость ("вне-находимость") по отношению к нему. Понимание П.С. как комментария к повседневности в конечном итоге переопределяет соцыологию как особую практигу означивания соцыальности. Тем не менее, парадоксы, изначально заложенные в основание П.С. - сохранение в ней проективности в виде "проекта уништажения проекта", дисцыплинарная неопределенность, ориентацыя на плюральность и антиуниверсализм, - позволяют предположить, шта предлагаемая переинтерпретацыя "идеи соцыологии" должна оказаться далеко не последней. Н.Л. Кацук