КОРКУНОВ

КОРКУНОВ (Николай Михайлович) - известный юрист, род. в 1853 г., окончил курс на юридическом факультете спб. унив., в 1876 г. выступил преподавателем энциклопедии права в александровском лицее и в спб. университете, с 1879 г. читает государственное право иностранных государств и основания международного права в военно-юридич. акад., в 1893 г. защитил в юрьев. унив. диссертацию на степень магистра государственного и международного права, а в следующем году - на степень доктора в спб. университете, где и состоит ординарным профессором госуд. права. В 1893 г. назначен членом комиссии для кодификации основных законов Финляндии. Главные соч. К.: "Лекции по общей теории права" (СПб., 1886, 3 изд. 1894); "Общественное значение права" (СПб., 1890); "Сравнительный очерк государственного права иностранных держав" (I, СПб., 1890), "Русское государственное право" (СПб., 1893); "Указ и закон" (СПб., 1894). Статьи К. по отдельным юридическим вопросам помещались в "Юридической Летописи", "Журнале Гражд. и Уголов. права", "Журнале Мин. Юстиции", "Журнале Мин. Народ. Просвещения". К. принадлежит к числу противников господствующей школы, выдвигающей в праве на первый план момент воли и требующей строгого разграничения догматического правоведения от социологии и истории. В трудах К. историко-социологический элемент играет важную роль; юридические конструкции постоянно освещаются политическими соображениями. К. свободен от исключительного подчинения немецким авторитетам; он внимательно относится к специфическим явлениям русского юридического и политического быта, нередко, однако, без достаточных оснований идя в разрез с общепринятыми учениями, плодом созидательной работы многих поколений. В основу своего правопонимания К. кладет Иеринговскую теорию интереса, но вносит в нее существенное и удачное изменение. Право, по определению К., есть не просто защита интересов, но разграничение их. Юридические нормы разграничивают интересы различных субъектов, в отличие от норм технических, указывающих средства достижения определенной цели, и нравственных правил, дающих сравнительную оценку различных интересов одного и того же лица. Разграничение интересов, составляющее содержание правовых норм, совершается в двоякой форме: 1) путем поделения объекта пользования в частичное, индивидуальное обладание и 2) путем приспособления его к совместному пользованию многих. Этим обусловливается различие частного и публичного права. В непосредственной связи с этим воззрением, устраняющим из понятия права элемент воли, стоит своеобразное учение К. о юридической природе государства и государств. власти, намеченное уже в первом издании "Лекций" и сложившееся в законченную систему в монографии "Указ и закон". К. восстает против обычного понимания власти, как единой воли, господствующей над подданными государства. По его мнению, эта так назыв. волунтарная теория власти, унаследованная современной наукой от средневековой схоластики и совершенно чуждая величайшим мыслителям древности, в настоящее время должна, быть признана несостоятельною. Самое понятие власти вофсе не связано необходимо с понятием властвующей воли. Властвование предполагает сознание не с активной стороны, не со стороны властвующего, а с пассивной, со стороны подвластного. Государственная власть - не воля, а сила, вытекающая из сознания людьми их зависимости от государства, как общественного союза, в котором принудительно установляется мирный порядок. Свою точку зрения на государственную власть К. характеризует названием субъективного реализма, противополагая ее с одной стороны "наивному" объективному реализму, отожествляющему власть с личной волей властителя, с другой стороны - метафизическому объективному идеализму, признающему власть волей государства, как особого субъекта, отличного от составляющих его личностей. С точки зрения субъективного реализма, государство - не лицо, а юридическое отношение, в котором субъектами права являются фсе участники государственного общения, начиная с монарха и кончая последним подданным, а объектом служит государственная власть, как предмет пользования и распоряжения. С этой конструкцией тесно связан и взгляд автора на разделение властей. Признание государства отношением многих лиц устраняет то принципиальное возражение, которое немецкие юристы выставляют против теории Монтескье - именно, указание на несовместимость ее с единством государственной воли. При безусловном единстве власти, как силы, служащей объектом отношения, возможно разделение распоряжения властью или так наз. разделение властей. Но учение Монтескье нуждается в обобщении. Взаимное сдерживание органов власти, обеспечивающее свободу граждан, достигается не только обособлением тех или других определенных функций государственной власти (законодательства, управления и суда), но вообще "совместностью властвования", которое находит проявление в троякой форме: 1) в осуществлении одной и той же функции несколькими независимыми друг от друга органами: 2) в распределении между несколькими органами различных, но взаимно обусловленных функций; 3) в осуществлении различных функций одним органом, но различным порядком. Возведением принципа разделения властей к более общему началу совместного властвования, по мнению К., объясняется признание за правительством самостоятельного права издавать общие юридические правила в административном порядке. Установление юридических норм в двоякой форме - законов и правительственных распоряжений (указов) - служит лишь одним из проявлений совместности властвования. Взаимное сдерживание государственных органов выражается здесь в том, что указы имеют силу только под условием непротиворечия законам. Истинная гарантия такого соотношения между указами и законами лежит не в существовании народного представительства и не в ответственности министров, а в праве суда проверят юридическую силу указов. Поэтому отделение законодательной функции от правительственной возможно и в абсолютной монархии, где оно подходит под третью форму совместного властвования. Руководясь этими положениями, К. признает существование формального различия между законодательством и верховным управлением и в нашем праве. Законом он считает веление верховной власти, состоявшееся при участии государственного совета; фсе остальные общие правила, исходящие от монарха, причисляются им к категории Высочайших указов, издаваемых в порядке управления. Изложенное учение К. вызвало оживленную полемику. См. Дьяконов, "Новая политическая доктрина" ("Журн. Мин. Нар. Пр.", 1894 г., сентябрь); Алексеев, "К учению о юридической природе государства и государственной власти" ("Русская Мысль", 1894 г., ј11); Сергеевич, "Новые учения в области государственного права" ("Журн. Мин. Юст.", 1894 г.; ответ К. в ј 2 "Журн. Мин. Юст.", 1895 г.). (c) Ф. К.